3. Постсоветский капитализм

Зайдя в политический тупик, некогда монолитная советская бюрократия дала трещину, и, с объявлением перестройки, в ней самой начался процесс поляризации.

Наиболее расторопные и предприимчивые её представители, пользуясь ещё не окончательно потерянным влиянием, объявив себя демократками и удерживаясь на командных высотах и ключевых позициях, стремились повернуть страну на капиталистический путь развития.

Пытаясь найти выход из глубокого кризиса социализма, охватившего страну, Горбачёв взял в экономике курс на рынок, т.е. называя вещи своими именами – на капитализм. Сначала были разрешены кооперативы и индивидуальная деятельность. Это дало возможность «теневой» экономике «отмыть» свои деньги, затем легализовались частные валютные накопления и были разрешены малые частные предприятия; и, наконец, ограничений не стало. Совместные предприятия, укореняясь, способствовали сращиванию нашей экономики с мировой капиталистической системой.

Идеологически же страна продолжала твёрдо стоять на позициях социализма. На руководящих должностях находились верные члены КПСС, которая не отреклась от руководящей роли и обещала не допустить контрреволюции, в том смысле, в котором она её понимала. Совершенно очевидно, что в этом случае рыночные отношения на определённом этапе должны были быть прерваны известным способом, как это случилось с НЭПом, а что потом? Остался бы социализм гуманным к новым капиталистам?

Углублявшееся с каждым днём несоответствие экономики и идеологии, противоречие между демократией Президента страны и автократией Генерального секретаря КПСС, препятствовало процессу перестройки, вызывало непоследовательность проводимых преобразований, вело к обострению политической атмосферы внутри страны и недоверию со стороны других государств. И здесь снова уместно вспомнить гениального Гегеля: – «Безумием новейшего времени следует считать стремление изменить пришедшую в упадок систему нравственности, государственного устройства и законодательства без одновременного изменения религии – революцию произвести без реформации…» (Гегель, «Философия духа», параграф 552.)

Если Генеральный секретарь не безумец, то должен был дать отбой перестройке и мирно вернуться к старым принципам, или в пользу Президента отказаться от социалистической утопии, и отречься от его религии – марксизма-ленинизма, который по силе своего воздействия на человеческое сознание и влиянию на историю, сравним именно с крупнейшими религиозными учениями.

За годы перестройки в результате указанной раздвоенности личности Горбачёва наша страна, как общественно-экономическая система, испытала массу противоречивых воздействий со стороны руководимых им органов власти в виде законов, решений, постановлений, указов, направленных, якобы, на улучшение положения, но на деле вызвавших отрицательные эффекты. Большинство этих воздействий не встречало народной поддержки и только дискредитировало власть.

Творцам этих документов надо было познакомиться с одним законом термодинамики, известным с 1884г. и названным в честь открывшего его французского учёного принципом Ле Шателье. Этот принцип, гласящий, что внешнее воздействие, выводящее систему из состояния равновесия, вызывает в ней процессы, стремящиеся ослабить эффект воздействия, носит такой же всеобщий характер, как и законы диалектики Гегеля.

Горбачёвская кампания по борьбе с пьянством и виноградниками, закончившаяся крахом и негативными последствиями в виде самогоноварения, спекуляции спиртными напитками, токсикомании и наркомании – наглядное подтверждение действия этого принципа в человеческом обществе. Эта кампания способствовала его свержению.

В медицине запрещено ставить опыты хотя бы на одном человеке, даже безнадёжно больном, зато в политике и экономике нет никаких запретов – здесь можно экспериментировать над целыми народами и оставаться безнаказанным. Страна получает то порцию слабительного, то порцию закрепляющего, и от этого её организм приходит во всё большее расстройство. Жаль, что политики не дают клятвы Гиппократа и не привлекаются к ответственности за её нарушение. Остаётся только мечтать вместе с Платоном о том времени, когда к власти придут философы или правители научатся философии, когда они начнут анализировать имеющийся опыт и предвидеть последствия своих воздействий до совершения этих воздействий. Горбачёв вывел систему из равновесия.

Нерешительностью и слабостью Горбачёва воспользовался в своих интересах Ельцин и, поделив страну с товарищами по политбюро на части, перевёл свою часть на капиталистические рельсы, но повёл не вперёд по пути конвергенции, а назад – к той полудикой форме капитализма, которая получила определение «пещерный капитализм». В ходе этого поворота истории вчерашние руководящие борцы за коммунистические идеалы превращались в руководящих дельцов – будущих олигархов и коррупционеров.

Характерно, что отвернувшись от социализма, так и не уразумев, что главным источником национального богатства является наука, новая техника и технология (то, что царь Соломон называл премудростью), они из одного заблуждения о том, что богатства создаются серпом и молотом, впали в другое, ещё более опасное заблуждение – дремучий средневековый меркантилизм. Творцы экономической перестройки решили, что эликсиром, излечивающим от всех экономических недугов социализма, является товарный рынок.

Но первые опыты с рыночными отношениями привели только к неуправляемому росту цен и сумасшедшей инфляции; самих же товаров убавилось. Так и должно было случиться, поскольку и рынок у нас строился не с той стороны. Сам рынок не создаёт изобилия высококачественных конкурентоспособных товаров, а наоборот – ищущие сбыта товары порождают рынок.

Конкурентоспособные товары, технологии их изготовления, новые материалы и изделия создаются в научных лабораториях и конструкторских бюро. Рынок же только регулирует производство посредством закона стоимости. Причём, чтобы этот регулирующий механизм заработал, рынку товаров должен предшествовать рынок средств производства, сырья, энергии, интеллекта и рабочей силы, а также свободный капитал. Только наличие всех этих факторов, входящих в формулу закона экономического развития, их свободное переливание из одной сферы производства в другую при изменении спроса и предложения на товарном рынке и позволяют наполнить рынок недостающим товаром. Без создания этих объективно необходимых условий волюнтаристическое объявление рынка при полном дефиците, фондовом распределении средств производства и ресурсов (по неоправданно низким государственным ценам) приводил не к расширению производства, а к спекуляции, преступности, очередным виткам инфляции и ускоренному расслоению общества, с обнищанием его большей части. Это не рынок, а только питательная среда для концентрации капитала преступными методами. Всего лишь один пример: пошивочные кооперативы развивались до того момента, пока не исчезли с прилавков магазинов все виды тканей. Ожидаемой наивными оптимистами конкуренции и снижения цен не произошло. Наоборот – дефицит тканей привёл к новому росту цен на кооперативную одежду, но получаемая в результате этого сверхприбыль ни по каким каналам не пойдёт на развитие текстильной промышленности. Малая часть этой сверхприбыли пойдёт в виде налогов государству, остальное – добыча тех, кто ловко сумел пристроить своё производство к государственному дефициту. Нормальным явлением стало «плодотворное» сотрудничество государственных производителей дешёвого сырья и полуфабрикатов с кооперативными додельщиками и перекупщиками. После лёгкого прикосновения рук последних к товару из ничего рождаются так называемые договорные цены. Из мутных потоков экономических свобод, управляемых необдуманными (или очень тонко продуманными) новейшими законами, извлекает богатый улов первое поколение капиталистов, состоящее из советской бюрократии и выходящих на свет заправил криминального мира.

Деля бывшую социалистическую собственность, самые крупные хищники с человеческими лицами поделили СССР на отдельные страны и возглавили их, хищники помельче отрывали крупные куски добывающей промышленности, делили гиганты отечественной индустрии, мелкие хищники глотали лёгкую и обрабатывающую промышленность, торговлю, сферу обслуживания. Так рождался новый класс постсоветских капиталистов и возникала новая коррумпированная плутократия. Приватизация одновременно порождала коррупцию: тот, кто имел доступ, получал банковские кредиты, приобретал рентабельные производства и, благодаря инфляции, быстро рассчитывался с банком и становился собственником. Свою долю имели и быстро образованные коммерческие банки, через которые проводились платежи. Заведомо неконкурентоспособные предприятия, в которые граждане вкладывали свои ваучеры, в том числе и через инвестиционные фонды, постепенно прекратили своё существование.

Такой ход перестройки, естественно, вызывал справедливое недовольство народа, что придавало сил и уверенности второй половине партийной бюрократии, которая не потеряла веры в утопию (или ею лицемерно прикрывается). Эта часть, имеющая ещё значительную политическую силу, сплачивает свои ряды под знамёнами Ленина и Сталина и, призывая к возврату социалистических завоеваний, правда, уже частично, ищет поддержку во всех слоях населения, но шансы малы.

В результате произошедшего раскола возникли плутократия и обделённая оппозиция, именующая себя также демократическими силами, не имеющая никакой теоретической основы и перспективной программы действий, кроме того, что выискивает промахи действующей власти и занимается критикой.

Самый многочисленный социальный слой социализма – рабочий класс, который в силу действия законов диалектики и экономического развития должен был бы стремиться к повышению образования и переходу в интеллектуальный класс. Он не имеет с интеллигенцией антагонистических противоречий и, как ведомый ею, должен поддерживать свой её.

Противоположностью рабочего класса является та же бюрократия, а не интеллигенция, которую ему с Октябрьской революции противопоставляли сами бюрократы. Старшее поколение рабочего класса и воспитанная им часть молодёжи, как политическая сила, ещё находится под воздействием демагогических лозунгов коммунистической утопии, в которой этому классу отводится призрачная роль гегемона и могильщика всех, кто не согласен с этой утопией. Такова классовая структура общества, вышедшего из перестроечного социализма «с человеческим лицом».

Крестьянство, как класс земельных собственников, перестало существовать в период коллективизации и превратилось просто в отряд полукрепостных сельскохозяйственных рабочих. Возрождение этого, пока ещё необходимого обществу, класса началось очень неуверенно и, похоже, уже сворачивается не развернувшись. Продукты питания, полученные в обмен на невосполнимые энергоносители, обходятся дешевле, но это не может продолжаться вечно, надо думать и о потомках.

Последние теоретики социализма горбачёвского периода пытались избавиться от классовой структуры общества, им больше по душе было манипулировать аморфным понятием «трудящиеся массы». Это антинаучный (и даже антиленинский и антимарксистский) подход к историческому процессу.

Утверждение о том, что движущей силой развития общества является классовая борьба (т.е. борьба противоположностей), абсолютно бесспорно – это диалектика; надо лишь правильно различать классы и их интересы.

И на современном этапе отрицание классовой структуры общества и внедрение в сознание граждан, не имеющих элементарных знаний в области политэкономии и философии, потребительского понятия «средний класс», проистекает от стремления новых бюрократов, превратившихся в плутократов, скрыть свою классовую сущность.

Правящая партия Единая Россия терпит крах, оппозиционные партии не могут объединиться.

Пришло время всем тем, кто считает себя носителем интеллекта и тружеником интеллектуального фронта, создателем и распространителем интеллектуальных ценностей, независимо от своей национальности и религиозных взглядов, объединиться и создать партию своего общественно-политического класса, который насчитывает в своих рядах более тридцати миллионов человек, и начать борьбу за свои общие интересы.

С уважением,
А. Павлов.