Главная Каталог файлов Каталог статей
облако тэгов

Для красивого отображения Облака
необходим
Adobe Flash Player 9
или выше
Скачать Adobe Flash Player



Меню сайта


Немного о драконах

Как из­вест­но, дра­ко­нов не су­ще­ству­ет. Эта при­ми­тив­ная кон­ста­та­ция мо­жет удо­вле­тво­рить лишь ум про­ста­ка, но от­нюдь не уче­но­го...

Станислав Лем
"Кибериада"



Форма входа


Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031


Административный
Besucherzahler ukrainian mail order brides
счетчик посещений





Locations of visitors to this page


Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0



Поиск


Приветствую Вас, Гость · RSS 2024-03-19, 1:52 PM

Кибериада

Путешествие третье, или Вероятностные драконы.

Трурль и Клапауциус были учениками великого Цереброна Эмде­эртия, который целые сорок лет излагал в Высшей Школе Небытия Общую Теорию Драконов. Как известно, драконов не существует. Эта примитивная констатация может удовлетворить лишь ум прос­така, но отнюдь не ученого, поскольку Высшая Школа Небытия тем, что существует, вообще не занимается; банальность бытия установлена слишком давно и не заслуживает более ни единого словечка. Тут-то гениальный Цереброн, атаковав проблему метода­ми точных наук, установил, что имеется три типа драконов: нуле­вые, мнимые и отрицательные. Все они, как было сказано, не су­ществуют, однако каждый тип - на свой особый манер. Мнимые и нулевые драконы, называемые на профессиональном языке мнимо­конами и нульконами, не существуют значительно менее интерес­ным способом, чем отрицательные.

В дракологии издавна известен парадокс, состоящий в том, что при гербаризации (действие, отвечающее в алгебре драконов ум­ножению в обычной арифметике) двух отрицательных драконов возникает преддракон в количестве около 0,6. По этой причине мир специалистов разделился на два лагеря: члены одного при­держивались мнения, что речь идет о доле дракона, если отсчиты­вать от головы; сторонники другого помещали точку отсчета в хвост.

Огромной заслугой Трурля и Клапауциуса было выяснение ошибоч­ности обеих упомянутых точек зрения. Друзья первыми применили в этой области знания теорию вероятностей и создали тем самым вероятностную дракологию, из которой вытекает, что с точки зре­ния термодинамики дракон невозможен лишь в статистическом смысле, подобно домовому, эльфу, гному, троллю, ведьме и т.п. Из формулы полной невероятности оба теоретика получили коэффици­енты регномизации, разэльфивания и пр. Из этой же формулы вы­текало, что самопроизвольного появления дракона следует ожи­дать в среднем около шестнадцати квинтоквадриллионов гептилли­онов лет.

Безусловно, весь этот круг вопросов оставался бы интересной, но чисто математической редкостью, если бы не прославленная кон­структорская жилка Трурля, который решил исследовать задачу экспериментально. А поскольку речь шла о невероятных явлени­ях, Трурль изобрел усилитель вероятности и испытал его сначала у себя дома, в погребе, а затем на специальном, основанном Ака­демией Дракородном Полигоне, или Драколигоне. Лица, незнако­мые с общей теорией невероятностей, и по сей день задают во­прос, почему, собственно, Трурль сделал вероятным именно драко­на, а не эльфа или гнома, однако задают его по невежеству, ибо им неизвестно, что дракон попросту имеет большую вероятность, чем гном. Трурль, видимо, намеревался пойти в своих опытах с уси­лителем дальше, но уже первые эксперименты привели к тяжелой контузии - виртуальный дракон лягнул конструктора. К счастью, Клапауциус, помогавший налаживать установку, успел понизить вероятность, и дракон исчез. Вслед за Трурлем многие другие уче­ные повторяли эксперименты с дракотроном, но поскольку им не­доставало сноровки и хладнокровия, значительная часть драконь­его помета, серьезно покалечив ученых, вырвалась на свободу. Только тогда обнаружилось, что эти отвратительные чудовища су­ществуют совершенно иначе, чем, например, шкафы, комоды или столы: дракон характеризуется в первую очередь своей вероят­ностью, как правило, достаточно большой, раз он уже возник. Если устроить охоту на такого дракона, да еще с облавой, то коль­цо охотников с оружием, готовым к выстрелу, натыкается лишь на выжженную, смердящую особой вонью землю, поскольку дракон, когда ему приходится туго, ускользает из реального пространства в конфигурационное. Будучи скотиной нечистоплотной и необы­чайно тупой, дракон делает это, разумеется, руководствуясь ин­стинктом. Примитивные особы, не могущие понять, как сие происхо­дит, петушась, домогаются увидеть это самое конфигурационное пространство, не ведая того, что электроны, существования коих никто в здравом рассудке не оспаривает, также перемещаются лишь в конфигурационном пространстве, а судьба их зависит от волн вероятности, Впрочем, упрямцу легче настаивать на несу­ществовании электронов, чем драконов, поскольку электроны, по меньшей мере в одиночку, не лягаются.

Коллега Трурля, Гарборизей Кибр, первым проквантовал дракона, введя константу, называемую дракнетоном, которой, как извест­но, кратны числители драконов; он определил также кривизну их хвоста, за что едва не поплатился жизнью. Но разве же интересо­вал этот успех широкие слои населения, страдавшего от драко­нов, которые вытаптыванием посевов, общей своей назойли­востью, ревом и испусканием пламени наносили огромный ущерб, а кое-где даже требовали дани в виде девиц? Разве же интересо­вал несчастных обывателей тот факт, что драконы Трурля, будучи индетерминированными, а стало быть нелокальными, ведут себя, хоть и в согласии с теорией, однако вопреки всяким приличиям, что теория эта предсказывает кривизну их хвостов, уничтожаю­щих села и нивы? Стоит-ли удивляться, если широкие слои, вместо того чтобы по-настоящему оценить достижения Трурля, совершив­шие подлинный переворот в научных воззрениях, поставили их ему в вину, а кучка заядлых обскурантов даже чувствительно по­била знаменитого конструктора. Однако Трурль вместе со своим другом Клапауциусом неутомимо продолжал исследования. Из них вытекало, что дракон существует на уровне, зависящем от его на­строения и от состояния общего насыщения, а также что единст­венным надежным методом ликвидации является сведение вероят­ности к нулю и даже к отрицательным значениям. Как не понять, что эти исследования требовали много труда и времени, а между тем драконы, находясь на свободе, свирепствовали в свое удо­вольствие, опустошая многочисленные планеты и спутники, и, что еще прискорбней, даже плодились. Это дало Клапауциусу повод опубликовать блестящую работу под заглавием "Ковариантные пе­реходы от драконов к драконьим отродьям как частный случай пе­рехода из состояний, запретных физически, в состояния, запре­щенные полицией". Эта работа наделала много шума в научном ми­ре, где все еще широко обсуждался знаменитый полицейский дра­кон, посредством которого бравые конструкторы отомстили злому царю Жестокусу за несчастья своих неоплаканных коллег. Какие ж возникли пертурбации, когда стало известно, что некий кон­структор, по имени Базилей и по прозванию Эмердуанский, путе­шествуя по всей Галактике, одним лишь своим присутствием вызы­вал появление драконов там, где до этого их никто в глаза не ви­дел. Когда всеобщее отчаяние и состояние национальной ката­строфы достигали кульминации, он являлся к властелину данного государства, чтобы, поторговавшись вволю и взвинтив гонорар до головокружительных размеров, заняться истреблением чудовищ. Последнее ему почти всегда удавалось, хотя никто не знал, каким способом, ибо он действовал скрытно и в одиночку. Впрочем, Бази­лей лишь статистически гарантировал успех драколиза, а с той по­ры, как некий монарх воздал ему лучшим за хорошее, уплатив ду­катами, полновесными также лишь статистически, он стал подвер­гать унизительному исследованию посредством царской водки при­роду желтого металла, которым ему платили. В эту-то пору Трурль и Клапауциус встретились в один погожий денек и между ними произошел следующий разговор:

- Ты слышал об этом Базилее? - спросил Трурль.
- Слышал.
- Что ты скажешь?
- Не нравится мне вся эта история.
- Мне также. Что ты о ней думаешь?
- Он пользуется усилителем.
- Вероятности?
- Да. Или резонансной системой.
- Может, генератором василисков?
- Ты имеешь в виду дракотрон?
- Да.
- По существу это вполне возможно.
- Но ведь, - воскликнул Трурль, - это было бы низостью. Это озна­чало бы, что частично он привозит змеев с собой, только в потен­циальном состоянии, с вероятностью, близкой к нулю. Когда обжи­вется и оглядится, начинает все увеличивать и увеличивать шан­сы, усиливает их, пока они не достигнут достоверности, и тут-то, разумеется, наступает виртуализация, конкретизация и зримая то­тализация.
- Ясно. К тому же он, безусловно, подскабливает матрицу и увели­чивает вероятность перехода виртуального змея в бешеного васи­лиска.
- Да, страшнее бешеного василиска, пожалуй, ничего уж не быва­ет.
- А как ты думаешь, он потом аннулирует их аннигиляционным рет­рокреатором или же лишь снижает временно вероятность и удира­ет, прихватив монету?
- Трудно сказать. Если он лишь понижает правдоподобие, то это еще большая низость, ведь рано или поздно флуктуации вакуума вызывают возникновение змеематрицы, и тогда вся история начи­нается сначала.
- Да, но ни его самого, ни денежек тогда уж не сыщешь... - бурк­нул Клапауциус.
- Как ты думаешь, не стоит ли написать об этом деле в Главное Бю­ро Регулирования Драконов?
- Чего не стоит, того не стоит. В конце-то концов он, быть может, этого и не делает. У нас нет уверенности и никаких доказа­тельств. Статистические флуктуации возникают и без усилителя; раньше не было ни матриц, ни усилителей, а драконы время от времени появлялись. Попросту случайно.
- Должно быть, так, - согласился Трурль, - однако ж чудовища по­являются только после прибытия Базилея на планету!
- Верно. Но писать об этом не стоит, все же он - коллега по профес­сии. Пожалуй, мы сами предпримем некоторые шаги. Как ты дума­ешь?
- Можно.
- Хорошо. Однако что делать?

Тут оба знаменитых драколога погрузились в профессиональный спор, из которого посторонний слушатель не понял бы ни словеч­ка; до него донеслись бы лишь загадочные фразы, такие, как "счетник драконов", "нехвостатое преобразование", "слабые змеев­заимодействия", "дифракция и рассеяние драконов", "жесткий го­рыныч", "мягкий горыныч", "draco probabilisticus", "полосатый спек­тр василиска", "змей в возбужденном состоянии", "аннигиляция па­ры василисков с яростью и антияростью в поле всеобщего безго­ловья" и т.п.
Результатом этого глубокого анализа явилось путешествие, третье по счету; конструкторы готовились к нему очень старательно, не преминув нагрузить свой корабль множеством сложных приборов. Так, например, они взяли с собой диффузатор и специальную пуш­ку, стреляющую антиголовами. Во время путешествия конструкто­ры высадились на Энтии и Пентии, а затем на Керулее и после это­го поняли, что не смогут прочесать всю местность, охваченную бедствием, - для этого им пришлось бы разорваться на части. Про­ще было, очевидно, разделить экспедицию, и после обсуждения в рабочем порядке каждый из них отправился в свою сторону. Клапауциус долго работал на Престопондии, приглашенный туда императором Дивославом Амфитритием, который соглашался отдать ему дочь в жены, лишь бы избавиться от чудовищ, ведь драконы высокой вероятности забредали даже на улицы стольного града, а виртуальными вся округа так и кишела. Правда, виртуальный дракон, по мнению наивных и серых обывателей, "не существует", то есть не может быть наблюден каким-либо способом, равно как и не совершает никаких действий, свидетельствующих о его появ­лении, однако исчисление Кибра-Трурля-Клапауциуса-Миногия, и в первую очередь змееволновое уравнение, отчетливо показыва­ют, что дракону легче проделать путь из конфигурационного пространства в реальное, чем ребенку от дома до школы. Поэтому при глобальном возрастании вероятности в жилищах, погребах и на чердаках можно было наткнуться на дракона и даже на суперд­ракона.

Погоня за драконами не привела бы к ощутимым результатам. По­нимая это, Клапауциус, как истый теоретик, принялся за работу ме­тодично: он расставил на площадях и скверах, в градах и весях вероятностные змеередукторы, и вскоре чудовища стали величай­шей редкостью. Получив наличные, почетный диплом и переходя­щее знамя, Клапауциус отбыл, намереваясь отыскать своего дру­га. По дороге он заметил, как кто-то отчаянно машет ему с плане­ты. Сочтя, что это, быть может, Трурль, с которым приключилась беда, Клапауциус совершил посадку. Однако сигналы подавал не Трурль, а жители Трюфлежории, подданные царя Пестроция. Эти туземцы исповедовали всяческие суеверия и примитивные верова­ния, религия же их, называемая пневматическим драконизмом, утверждала, что драконы посылаются как кара за грехи и наделе­ны душами, хотя и нечистыми. Смекнув, что вступать в спор с дра­кологами его величества было бы по меньшей мере опрометчиво, ибо их методы ограничивались каждением в местах, посещаемых драконами, и раздачей мощей, Клапауциус предпочел приняться за работу в полевых условиях. Фактически на планете обитало лишь одно чудище, но из ужаснейшего рода Эхидных. Клапауци­ус предложил царю свои услуги. Тот, однако, не сразу дал прямой ответ, подчиняясь, очевидно, влиянию бессмысленной догмы, отно­сившей причину возникновения драконов к потустороннему миру. Из местных газет Клапауциус узнал, что одни считают Эхидну, ко­торая здесь резвится, единичным экземпляром, другие же - су­ществом множественным, способным находиться одновременно во многих точках. Это дало ему пищу для размышлений, хотя он не испытал ни малейшего удивления, ибо локализация этих против­ных тварей подчиняется так называемым змееаномалиям, некото­рые же образчики, особенно склонные к рассеянности, "размазы­ваются" по всему пространству, а это уж составляет вполне обыч­ный эффект изоспинового усиления квантового импульса. Выныр­нув из конфигурационного пространства в реальное, дракон вы­глядит словно множество драконов, хотя в сущности они - единое целое, подобно пяти внешне совершенно независимым друг от дру­га пальцам руки, показавшейся из воды. Под конец очередной аудиенции Клапауциус спросил царя, не побывал ли на планете Трурль; при этом он подробно описал внешний вид друга. Каково же было удивление драковеда, когда ему сказали, что его колле­га, разумеется, гостил недавно в царстве Пестроциевом и даже взялся за устранение Эхидны, получил аванс и отправился в близ­лежащие горы, где драконесса прогуливалась особенно часто, но на другой день вернулся и потребовал весь гонорар, а в доказа­тельство своего триумфа показал сорок четыре драконьих зуба. Однако тут возникли некоторые недоразумения, и выплату при­шлось задержать до выяснения обстоятельств. Тогда Трурль, под­давшись сильному порыву гнева, громко и неоднократно выражал свое мнение о монархе, власть предержащем, что смахивало на оскорбление величества, а затем удалился в неизвестном направ­лении. С того дня даже слух о нем канул в небытие, зато Эхидна появилась вновь, словно с ней ничего не случилось, и с еще боль­шей свирепостью стала ко всеобщему огорчению опустошать гра­ды и веси.

Весьма туманной показалась эта история Клапауциусу, однако подвергать сомнению истинность слов, падающих из монарших уст, затруднительно, поэтому он взял ранец, наполненный силь­нейшими змеебойными средствами, и в одиночку пошел по направ­лению к горам, снежный хребет которых величественно возвышал­ся над восточной частью горизонта.
Вскоре Клапауциус обнаружил на скалах первые следы чудови­ща. Впрочем, если бы он не заметил их, о чудовище дал бы знать характерный удушливый запах сернистых выделений. Клапауциус бесстрашно двигался вперед, готовый в любое мгновение приме­нить оружие, висевшее у него на плече, и ежеминутно поглядывал на стрелку счетчика драконов. Некоторое время она стояла на ну­ле, затем, нервно подрагивая и как бы преодолевая невидимое со­противление, медленно подползла к единице. Теперь не остава­лось сомнения, что Эхидна находится поблизости. Это безмерно удивляло конструктора, у него в голове не укладывалось, как его испытанный друг и знаменитый теоретик, каким был Трурль, прома­зал в вычислениях и не уничтожил драконессу. Трудно было так­же поверить, что, не убив драконессу, он вернулся к царскому двору, требуя платы за невыполненную работу.
Вскоре Клапауциус повстречал колонну местных жителей, по всей видимости безмерно угнетенных: беспокойно озираясь по сторо­нам, они старались держаться поближе друг к другу. Согбенные под ношей, давящей на спину и голову, туземцы шли гуськом вверх по склону. Поздоровавшись, Клапауциус остановил отряд и спросил ведущего, что они тут делают.

- Сударь, - ответил ему этот царский чиновник низшего ранга, оде­тый в видавший виды доломан, - мы несем дань дракону.
- Дань? Ага! А что ж это за дань?
- Здесь все, чего дракон пожелал, сударь: золото, драгоценные камни, чужеземные благовония и множество иных предметов вели­чайшей ценности.
Тут удивлению Клапауциуса не стало границ, ведь драконы никог­да не требуют подобной дани и уж заведомо не жаждут ни арома­тов из дальних стран, неспособных заглушить их природную вонь, ни наличных денег, с коими они не знали бы что делать.
- А девиц дракон не возжелал, добрый человек? - спросил Клапа­уциус.
- Нет, сударь. Раньше-то, конечно, бывало. Еще летошний год во­дил я их к нему, по три пятка или по дюжине, согласно его аппети­ту. Но с той поры, сударь, как пришел сюда один чужой, чужестра­нец значит, и ходил по горам с ящичками и аппаратами, один-оди­нешенек... - Тут добряк в нерешительности умолк, с беспокойст­вом разглядывая инструменты и оружие Клапауциуса, особенно его тревожила огромная шкала счетчика драконов, который бес­престанно потикивал и подрагивал красной стрелкой на белом щит­ке.
- А одет он был точь-в-точь как ваша милость! - сказал чиновник дрожащим голосом. - Точь-в-точь такая амуниция и вообще...
- Я купил это по случаю на ярмарке, - сказал, стремясь усыпить подозрительность добряка, Клапауциус. - А скажите-ка мне, мои дорогие, не знаете ли вы часом, что сталось с тем чужестранцем?
- Что, значит, с ним сталось? Этого-то мы и не знаем, сударь. Бы­ло, значит, так. Недели две тому... Эй, кум Барбарон, правду я го­ворю? Две недели, не больше?
- Правду молвишь, кум староста, правду, отчего ж нет? Недели две тому будет, либо четыре, а может и шесть.
- Ну, пришел он, сударь, зашел к нам, закусил, ничего не скажу: хорошо заплатил, поблагодарил, коль тут нет дурного, так уж нет, ничего нельзя сказать, огляделся, по срубу постучал, про цены все спрашивал, что летошний год стояли, аппараты поразложил, с циферблатиков что-то себе записывал быстро-быстро, так что у не­го даже бляхи подпрыгивали, но подробно, одно за другим, в кни­жечку такую, красную, что за пазухой носил, а потом этот - как его там, кум? - тер... темпер... тьфу, не выговоришь!
- Термометр, кум староста!
- Ну, конечно так! Термометр этот вынул и говорит, что он против драконов, и туда его совал и сюда, снова все записал, сударь, в ту свою тетрадочку, аппараты а мешочек засунул, мешочек за пле­чи, попрощался и пошел. И больше мы его, сударь, уж не видели. Ино так было. Той самой ночью что-то заухало и загромыхало, од­нако далеко. Будто за Мидраговой горой, за той, стало быть, су­дарь, что возле вершинки с соколиком таким наверху, Пестроцие­вой она зовется, потому что напоминает нам государя пресветлого нашего, а та, с другой-то стороны, поприжатей, как, с позволения вашей милости, ягодица к ягодице, зовется Смоляной, а пошло это от того, сударь, что один раз...
- Не стоит про эти горы рассказывать, добрый человек, - прервал его Клапауциус, - так вы говорите, той ночью что-то ухнуло. А что произошло потом?
- Потом? А потом ничего уж, сударь, не произошло. Как ухнуло, так изба пошла ходуном, а я так на пол с лежанки скатился. Да только мне это нипочем, иной раз как дракониха о дом зад поче­шет, еще и не так грохнешься; к примеру, взять Барбаронова бра­та, того даже в кадушку с бельем тиснуло, они аккурат стирали, когда драконихе об угол потереться захотелось...
- Ближе к делу, любезный, ближе к делу! - воскликнул Клапауци­ус. - Итак, что-то ухнуло, вы свалились на пол, а что же случилось дальше?
- Да я ж вам, сударь, ясно сказал, что ничего не случилось. Если бы что-нибудь было, так было б о чем говорить, а как ничего не случилось, так и нет ничего стоящего, чтоб губами похлопать. Так я говорю, кум Барбарон?!
- Так оно и есть, кум староста.

Кивнув головой, Клапауциус зашагал прочь, а носильщики двину­лись тем временем вниз, сгибаясь под тяжестью драконьей дани; драколог догадался, что они сложат ее в указанной драконом пе­щере, но выспрашивать подробности не хотел, от разговора со ста­ростой и его кумом змееборца прошиб пот. Впрочем, еще раньше он слышал, как один из местных жителей говорил другому, что дракон "такое место выбрал, чтоб и ему было близко и нам..."

Клапауциус шел быстрым шагом, выбирая путь по пеленгу индика­тора василисков. Этот прибор он повесил себе на шею; не забы­вал он также и о счетчике, однако тот неизменно показывал ноль целых восемь десятых дракона.

- Неужто я наткнулся на одного из дискретных драконов, черт по­дери? - раздумывал Клапауциус, вышагивая, но ежеминутно оста­навливаясь, ибо лучи солнца немилосердно жгли, а в воздухе сто­ял сильный зной; казалось, поверхность раскаленных скал колы­шется; вокруг - ни листка растительности, только нанесенная поч­ва, спекшаяся в углублениях скал, и выжженные каменные поля, тянущиеся к величавым вершинам.

Прошел час, солнце уже передвинулось на другую половину не­ба, а храбрец все еще шагал по осыпям, перебираясь через гряды скал, пока не очутился в области узких ущелий и трещин, напол­ненных холодной мглой. Красная стрелка подползла к девятке пе­ред единицей и, подрагивая, замерла.

Клапауциус положил ранец на скалу и принялся вытаскивать змее­фузею, когда стрелка быстро заколебалась. Он выхватил редук­тор правдоподобия и окинул быстрым взглядом окрестности. Стоя на скалистой гряде, драколог мог заглянуть в глубину ущелья: там что-то передвигалось.

- Нет сомненья, это она! - подумал Клапауциус, ибо Эхидна - жен­ского рода.

"Быть может, именно по этой причине, - мелькнула у него мысль, - чудовище и не требует девиц? Впрочем, в прежние времена она охотно их принимала. Странно все это, странно, но сейчас важнее всего взять ее получше на мушку, и тогда все кончится благопо­лучно!" - подумал он и на всякий случай еще раз сунул руку в ме­шок за дракодеструктором, поршень коего втаптывает драконов в небытие. Клапауциус выглянул из-за края скалы. По узенькой кот­ловине, дну высохшего потока, серо-бурая, с запавшими, словно от голода, боками передвигалась дракониха гигантских размеров. Беспорядочные мысли пронеслись в голове Клапауциуса. Может, аннигилировать драконессу, изменив знак драконьей матрицы с плюса на минус, в результате чего статистическая вероятность нед­ракона одержит верх над драконом? Но это очень рискованно, если учесть, что малейшее отклонение может привести к катастро­фической разнице в результатах; иногда в такой переделке вмес­то недракона получался неодракон. Сколь многое зависит всего лишь от одной буквы! К тому же тотальная депробабилизация сде­лала бы невозможным исследование природы Эхидны. Клапауци­ус заколебался, перед его мысленным взором возник нежно люби­мый образ огромной драконьей шкуры в кабинете, между окном и библиотекой; однако предаваться мечтам не оставалось времени, хотя иная возможность - подарить экземпляр со столь специфичес­кими наклонностями дракозоологу - и промелькнула в голове Кла­пауциуса, когда он опускался на колено; конструктор успел все же подумать, какую статейку удалось бы опубликовать в научном журнале на базе хорошо сохранившегося экземпляра, поэтому он переложил фузею с редуктором в левую руку, а правой схватил главомет, заряженный антиголовой, старательно прицелился и на­жал на спуск.

Главомет оглушительно рявкнул, жемчужное облачко дыма окута­ло ствол и Клапауциуса, так что тот на мгновение потерял чудови­ще из виду. Однако дым тотчас рассеялся.

В старых небылицах рассказывается много ложного о драконах. Например, утверждается, что драконы имеют иной раз до семи го­лов. Этого никогда не бывает. Дракон может иметь только одну го­лову - наличие двух тут же приводит к бурным спорам и ссорам; вот почему многоглавцы, как их называют ученые, вымерли вследствие внутренних распрей. Упрямые и тупые по своей приро­де, эти монстры не выносят ни малейшего противоречия; вот поче­му две головы на одном теле приводят к быстрой смерти, ведь каждая из них, стараясь насолить другой, воздерживается от при­ема пищи и даже злонамеренно прекращает дыхание - с вполне однозначным результатом. Именно этот феномен использовал Эй­фории Сентиментус, изобретатель антиглавой пищали. В тело дра­кона вбивают выстрелом миниатюрную, удобную электронную го­ловку, тут же начинаются скандалы, раздоры, а в результате дра­кон, словно параличом разбитый, одеревенев, торчит на одном месте сутки, неделю, иногда месяцы; иногда истощение одолевает дракона только через год. В это время с ним можно делать что угодно.

Однако дракон, подстреленный Клапауциусом, вел себя по мень­шей мере странно. Он поднялся, правда, на задние лапы, издавая рев, коим вызвал щебневый оползень на склоне, и стал бить хвос­том о скалы, наполнив запахом высекаемых искр все ущелье, а после этого почесал себя за ухом, кашлянул и преспокойно дви­нулся дальше, разве что более быстрой трусцой. Не веря собствен­ным глазам, Клапауциус помчался по скалистой гряде, стараясь со­кратить путь к устью высохшего потока, - теперь уж не какая-то научная работенка, не пара-другая статей в "Трудах института драконов" мерещилась ему, а по меньшей мере монография на ме­ловой бумаге с портретами дракона и автора!

У поворота теоретик присел за скалу, приложился глазом к антиве­роятностной мортирке, прицелился и привел в действие депоссиби­лизатор. Ложе ствола дрогнуло у него в руке, раскаленное ору­жие окуталось дымкой, вокруг дракона, как предвестник непого­ды вокруг луны, появилось гало. Однако дракон не сгинул! Еще раз сделал Клапауциус дракона вполне невероятным; интенсив­ность импоссибилитационности стала столь высокой, что пролетав­шая бабочка принялась передавать азбукой Морзе вторую "Книгу джунглей", а среди скальных завалов замелькали тени колдуний, ведьм и кикимор, отчетливый же топот копыт возвестил, что где-то позади дракона гарцуют кентавры, извлеченные из небытия чудо­вищной интенсивностью мортирки. Однако дракон, словно ничего не произошло, грузно присел, зевнул и принялся с наслаждением чесать задними лапами обвисшую кожу на горле. Раскаленное ору­жие обжигало Клапауциусу пальцы, он отчаянно нажимал курок, ибо ничего подобного до сих пор ему переживать не доводилось; ближние камни, из тех, что помельче, медленно поднимались в воз­дух, а пыль, которую чешущийся дракон выбрасывал из-под седа­лища, вместо того чтобы беспорядочно осесть, сложилась в возду­хе, образовав вполне разборчивую надпись: "СЛУГА ГОСПОДИНА ДОКТОРА". Стемнело - день превращался в ночь, компания извест­няковых утесов отправилась на прогулку, мирно беседуя о всякой всячине, словом, творились уже подлинные чудеса, однако ужас­ное чудовище, расположившееся на отдых в тридцати шагах от Клапауциуса, и не думало исчезать. Истребитель драконов отш­вырнул мортирку, полез за пазуху, добыл противомонстровую гра­нату, и, вверив свою душу матрице общеспинорных преобразова­ний, метнул гранату в дракона. Раздался грохот, вместе с обломка­ми скал в воздух взлетел хвост, а дракон совсем человеческим го­лосом завопил: "Караул!" - и помчался галопом вперед, прямо на Клапауциуса. Тот, видя столь близкую смерть, выпрыгнул из укры­тия, судорожно сжимая дротик из антиматерии. Он взмахнул им, но тут снова раздался крик:

- Перестань! Перестань же! Не убивай меня!
"Что это, дракон заговорил?! - мелькнула у Клапауциуса мысль. - Нет, должно быть, я ошалел..."
Однако задал вопрос:
- Кто говорит? Дракон?
- Какой дракон! Это я!!
Из рассеивающегося облака пыли вынырнул Трурль; он коснулся шеи дракона, повернул там что-то, гигант медленно опустился на колени и замер с протяжным скрежетом.
- Что это за маскарад? Что это значит? Откуда взялся этот дра­кон? Что ты в нем делал? - Клапауциус забросал друга вопросами.
Трурль, отряхивая покрытую пылью одежду, отбивался от него:
- Откуда, что, где, как... Дай же мне сказать! Я уничтожил драко­на, а царь не пожелал со мной расплатиться...
- Почему?
- Наверно, от скаредности, не знаю. Сваливал все на бюрокра­тию, говорил, что должен быть составлен протокол приемочной ко­миссии, произведен обмер, вскрытие, что должна собраться трон­ная производственная комиссия, и то, и се, а верховный страж со­кровищ уверял, что не имеет понятия, по какой статье платить, по­скольку платеж этот нельзя провести ни по фонду заработной пла­ты, ни по безличному фонду, одним словом, хоть я просил, наста­ивал, ходил в кассу, к царю, на совещания, никто не хотел со мной даже разговаривать; а когда они потребовали от меня авто­биографию с двумя фотокарточками, мне пришлось убираться, но, к сожалению, дракон пребывал уже в необратимом состоянии. Вот я и содрал с него шкуру, нарезал побегов орешника, потом отыс­кал старый телеграфный столб, а большего и не требовалось; на­бил чучело, ну и... и стал прикидываться...
- Не может быть! Ты прибег к столь постыдной уловке? Ты?! Но за­чем же, ведь тебе за это не платили? Ничего не понимаю.
- Экий ты тупой! - снисходительно пожал плечами Трурль. - Да ведь они приносили мне дань! Я получил больше, чем причита­лось.
- Ааа!!! - эта истина наконец дошла до Клапауциуса. Однако он тут же добавил: - Но ведь вымогать некрасиво...
- С чего ж это некрасиво? А разве я делал что-нибудь дурное? Прохаживался по горам, а вечерами немного подвывал. Уж тут я намахался... - добавил он, присаживаясь рядом с Клапауциусом.
- О чем это ты? О реве?
- Да нет же, ты и двойку с двойкой сложить не умеешь! При чем тут рев? Каждую ночь я вынужден таскать мешки с золотом из пе­щеры, обусловленной договором, вон туда, на гору! - Трурль ука­зал рукой на удаленный горный хребет. - Я подготовил там старто­вую площадку. Поносил бы сам двадцатипудовые мешки с суме­рек до рассвета, тогда бы понял! Ведь дракон-то никакой не дра­кон, одна шкура весит две тонны, а я ее таскать на себе должен, реветь, топать - это днем, а ночью - мешки таскать. Я рад, что ты приехал, с меня уже этого хватит.
- Но отчего же, собственно, этот дракон, то есть это набитое чуче­ло, не сгинул, когда я уменьшил вероятность вплоть до чудес? - пожелал еще узнать Клапауциус.
Трурль откашлялся, как бы немного смущенный.
- Из-за моей предусмотрительности, - пояснил он. - В конце-то кон­цов я мог напороться на какого-нибудь дурака-охотника, хотя бы на Базилея, поэтому я вставил в нутро, под шкуру, экраны неправ­доподобия. А теперь пошли, там осталась еще пара мешков плати­ны, они - самые тяжелые из всех, не хотелось бы нести одному. Вот и превосходно, ты мне поможешь...




Станислав Лем. Кибериада (Stanislaw Lem. Cyberiada.)
Авт.сб. "Непобедимый. Кибериада". Изд. "Мир", М., 1967.

Путешествие третье, или Вероятностные драконы.
(Wyprawa trzecia, czyli smoki prawdopodobienstwa. Пер. - Ф.Широков)
Сделать бесплатный сайт с uCoz